Состоялся у нас замечательный разговор как-то под Челябинском на Макаренковском конкурсе с гениальным педагогом-новатором и философом современности - Александром Лобком. Привожу разговор не полностью, но в достаточном виде, чтобы ухватить суть вопроса. Для меня разговор интересен тем, что в нём содержатся ключики к пониманию движения - куда должно развиваться наше с вами образование, чтобы быть успешным сегодня в быстроменяющемся мире. Научить себя мышлению, а не знаниям. Научить навыкам ловли рыбы, а не пользованию удочкой. Научиться быть адаптивным=-творческим к миру информационных перегрузок в понимании творчества, как умения решать новые нестандартные задачи.
Александр Лобок (далее "А"): Если мы начинаем с рамок знаний и информации, новых определений, которые в нас заложены, у нас мышление не случается. В этом плане задача... Мышление — всегда акт порождения, акт порождения впервые. Поэтому, когда — я, кстати, добираюсь, вы мне задали вопрос: «Как научить мышлению?» — условно говоря, стратегически, в общем-то, я могу сказать: разбудить вашего внутреннего ребенка. Разбудить поле ваших эмоциональных переживаний, разбудить поле ваших неопределенных чувств. И вот на этой площадке вашего чувствования, вашей эмоциональности и детских переживаний могут начинать взращиваться ростки чего-то, что далее можно загонять как раз в логическую конструкцию. Во всяком случае, когда, например, Гегель описывает процесс мышления, он совершенно четко пишет, хотя это было, слава богу, 200 лет назад: «Начало мышления — образ». Начало мышления — чувственное переживание. Причем чувственное переживание, которое существует у каждого человека по-своему. И в этом плане процесс мышления есть индивидуальный ... процесс рождения мысли. Когда в вас рождается мысль, вы же чувствуете этот кончик с начала мысли? Вот этот кончик! Сейчас я должен что-то поймать, она где-то здесь, я ее уже... Вот теперь мне нужно эту мысль вербализовать. Вот этот процесс ловли мысли: я уже знаю, что она во мне есть, но у меня слов для ее обозначения еще нет. И вы начинаете мучительно пытаться понять, что же вы сейчас поймали. Что же за мысль у вас мелькнула? Вот язык, он никогда не врет. По этому ... сочетание: «Мысль _промелькнула_». Она промелькнула, ее надо ещё ухватить. Её нужно ещё зацепить. Её нужно заякорить. И вот эта мелькнувшая мысль — какое-то чувство, след какой-то мысли, которую вы затем якорите. Которую вы затем пытаетесь оформить, понять: «Черт побери, чего же это у меня в голове промелькнуло?» Задача учителя мышления — развивать вот эту способность _проблесков_. Вот этих ваших мыслей, которые рождаются в вашем естественном эмоциональном поле. А затем возделывать эти проблески в слова. И с одной точки зрения, учить мышлению — это, в каком-то плане, принципиально ложный ход, когда мы начинаем учить мышлению с логики, с логических операций. Начать учить мышлению можно со способа ловить вот эти хвостики, эти проблески, научаться разбираться вот в этом смутном поле своего сознания, которое первоначально смутно, непонятно, но я в нем что-то начинаю распознавать. Океан Солярис, например. Вот этот ребенок, который появляется. А вдруг в этом шевелящемся мареве вдруг начинаю что-то видеть, и что-то начинает прорастать. А дальше — уже задача вербализации, а уже следующий этап — это попытка — эмоциональная, по сути: логически оформить и построить логические связки. Но это уже надстройка над вот этой органикой. А мы начинаем в мышлении разбираться сразу с надстройки, не разобравшись вот в этой корневой системе. Вот и все. По этому, все тренинги развития креативности и креативного мышления, которые я провожу, строятся на работе с этим базовым эмоциональным облаком. И работа по вербализации.
Василий (директор школы, далее "В"): И эта же причина есть на то, что я, например, то, что сейчас Саша высказал, я даже описал в одной из своих книжек. И эта же причина, почему я не работаю с ТРИЗ-овцами, хотя дружу. Ну тоже такой единый сын патриарха, совершенно ...
Илья Калашников (далее "И"): Поэтому мне показалось, что это некреативно.
А: Да, но это...
И: Это логика уже второго уровня...
А: Да, поэтому я всегда им задаю вопрос...
И: Как ты количество вариантов перечислишь, если у тебя нет вот этого марева, проблеска?
А: Конечно, конечно. Совершенно верно.
И: Это как бы инструмент дальше. Надстройка.
В: Я вот слова Мамардашвили очень хорошо запомнил: «Мышление с нами случается». Это состояние, в котором ты можешь хотеть мыслить и... не помыслить. Но, в то же время, просто с тобой это может случиться и тогда надо удержать, иначе можно пропустить. Это со многими случается, а они пропускают. Он так интерпретировал, кстати, любовь. Как состояние случая... то, что с тобой случается.
А: Но случай при этом многолик/многомерен. Например, у меня случай = появляется Илья и его вопрос. Вот сейчас, когда я пытаюсь отрепетировать немножко ситуацию, когда (например, сейчас) я начал мыслить. То есть, я же сейчас не просто начал высказывать какие-то вещи из головы, а мне стало самому интересно и я начал мыслить. Ключевым запуском был вопрос, когда...
И: Что делать, чтобы научиться?
А: Нет, на этот я ответил. А вот это интересно. Мне стало в этот момент интересно. Какой вопрос был?
И: Что делать, чтобы научиться мыслить?
А: А! Как научиться мыслить! И вдруг я подумал: «Чёрт побери, может быть, действительно стоит сейчас об этом подумать». Это была провокация!
И: Поэтому как раз учатся лучше, когда сами рассказывают материал, который надо выучить, объясняют другому. Вот в этот момент возникает проблеск.
В: Как раз получается, что обучение и делание в школе — это множество проблесков, которые рождаются в процессе, а обучение мышлению — это та глупость, которая убила нашу школу.
А: Ну вот. А дальше я, на самом деле, совершенно гнусным образом начинаю использовать вашу потребность, ваш запрос для прояснения самого себя. Потому что, на самом деле, я, отвечая вроде бы на ваш вопрос... вы мне нужны как собеседник, но вы для меня, на самом деле повод о чем-то подумать для самого себя.
И: Да, поэтому учатся лучше, когда учат другого.
А: Я думаю... В том-то все и дело, я вас ни хрена — прошу прощения — не учу. Я вас не пытаюсь... Я вас сейчас использую как повод для того, чтобы о чем-то подумать для самого себя. Мне самому интересно думать о том, о чем я сейчас думаю вслух. Но при этом мне дорого и важно то, что вы на меня смотрите, что вы в меня всматриваетесь. И в этом плане, конечно, коммуникативный собеседник — это очень важно.
В: Циничные манипуляторы и эксплуататоры!
А: Ну, да. Я цинично, гнусно использую собеседника для того, чтобы что-то мыслить.
В: Когда говорили про одну из ключевых фраз Маркса, мыслей Маркса по общению, всегда считалось, что общение есть некий атрибут, сопровождающий... Интерпретирую мысль Маркса: «Общение есть атрибут, сопровождающий человечность», то есть человечность существует тогда, когда есть общение. Он работал с немецким текстом...
И: Человечность существует тогда, когда есть общение...
В: Нет-нет-нет, это обычная такая интерпретация. А он говорит, что общение и есть сущность человека. То есть, грубо говоря, никакой сущности, в которой там что-то отребутировано - нет. Что началось общение, начало рождаться мышление, начали рождаться все вот эти вещи.
А: Но настоящее общение, не сумма коммуникативных форм. Потому что у нас очень много абсолютно формализованных вещей, когда мы говорим «бла-бла-бла», где общение...
И: Не порождает мышление...
А: Да-да-да
В: В русском языке здорово: общение — это что-то общее.
И: Общение, точно! Это же корень!
А: Да-да-да, но при этом общение — это всегда встреча разного. Общение = диалог.
И: Как в Онегине, "огонь и пламя".
А: Ну, огонь и пламя — это они спорить начинают, а мы же с вами не спорим, мы пытаемся друг через друга самих себя понять.
И: Может это и была интерпретация «в споре рождается истина»? Но не в споре, а в этом диалоге, когда проблески начинаются. "Прокачивание темы" - оно называется в бизнесовых историях.
А: Вы сейчас думаете не о том, что говорю я. Вы думаете о своём, но благодаря тому, что говорю я. Вы не усваиваете моих слов. Мои слова запускают в вас собственный процесс, и вы думаете - у вас свой поток образов, свой поток мышления. И точно так же ваши слова запускают во мне этот процесс, единственное, что: я больше говорю в данный момент, я озвучиваю свой мыслительный процесс, а вы не озвучиваете, но это не значит, что у вас в коробке его нет. Там до хрена в коробке своего есть. В коробке этого гения — своё, в вашей гениальной голове — своё, у Димы — своё. Это совершенно нормально.
В: Александр, на всякий случай, не забывает сказать, что я — гений.
(Смеются)
А: Он же меня раскатывает перед всякими людьми, после чего мне приходится отмываться.
И: У меня был посыл такой, когда обучаешь креативности: вернись в детство, вспомни, о чем мечтал, реализуй это и стань счастливей.
А: Да. Один из ходов, но только я бы не сказал, что вот именно так: вернись в детство — классно, вспомни, о чем мечтал — классно, когда мы говорим «реализуй»...
И: Меня зацепило, когда вы сказали...
А: Но реализуй — это уже как-то слишком прагматично.
И: А дальше?
А: Потому что воображение внутри детства (внутридетское состояние) всегда богаче возможностей реализации. Если мы готовы это принять как ценность, это и создает наше базовое поле креативности. Я, например, когда работаю со взрослыми детьми, я просто прошу вспомнить те фантазии. Это абсолютно не психоанализ, беда психоанализа — он коварен.
В: ... отношения, психологические страхи?
А: Это одна история, а другая: психоанализ все воспоминания детства пытается интерпретировать только через призму травмы.
В: Да нет, есть разные психоанализы.
А: И все равно: травма, травма, травма.
В: Эта техника все равно является психоанализом.
В: ... Очень удобно вот так вот, да? Просто есть другое содержательное раскрытие этой процедуры. По процедуре - это психоанализ.
И: Та же история от Алексея Михайловича Кушнира, которую я всё время привожу в пример, о том, что не надо было психологов приглашать лечить детей в депрессивный город, а надо было баян и мужика, который затеет кружки баянистов и конкурсы между школами. Чтобы сформировать у подрастающего поколения иные от суицидальных цели и смыслы. Помните, да, эту историю? Про выигранный грант?
А: Знаю-знаю. Ну так вот, если просто вы начинаете вспоминать, вытаскивать из своих воспоминаний кучу ваших фантазий, например, о чем вы фантазировали, когда смотрели на узоры своего ковра? Который был у вас в детстве? Что вы видели? Вот я ещё раз говорю, если я начинаю про это разговаривать, и вдруг начинается вытаскивание ... образов очень много. У вас фантазии очень много. Потому что из всех...
И: Это сейчас она как бы замылилась...
А: Конечно!..
И: А тогда мы вспоминаем варианты и начинаем как Тришкин кафтан одевать?
А: Вспомните состояние перед сном, когда вы ложились и что-то там думали-думали-думали.
И: Очень долго не мог заснуть.
А: Мысль куда-то шла-шла-шла-шла. Бесконечные ходы этой мысли: бесконечные ходы какого-то воображения. И оно было вольным, вам некто не... принадлежащим только вам... без структуры и оно не имело никакой цели, вообще никакой. Больше того, если вы ставили, например, себе какую-то жесткую цель, вы не могли заснуть. А очень важное такое состояние: я расслабляюсь в этом потоке мышления, и в какой-то момент я легко вхожу в сон. Но при этом, когда вы сами воображаете, вы управляете воображением. В сон когда впадаете, там уже воображение вам не принадлежит.
В: Знаменитый этот текст, принц Пятигорский... «Символ и сознание».
И: А осознанные сновидения, когда ты управляешь сознанием?
А: Да нет, это... Это отдельная история...
И: Но она существует?
А: Я просто сейчас говорю, что когда мы работаем, вытаскиваем этот ваш индивидуальный опыт воображения — а он у каждого человека свой — когда я максимально вас возвращаю в это состояние (ну, это одна из сторон воображения). Всё ни с точки зрения травм, ни с точки зрения чего-то такого другого, а с точки зрения ресурсности вашей...
И: Которая была в детстве максимальной...
А: Естественно, естественно...
И: Потому что адаптационные возможности человека в детстве совершенно максимальны.
А: Совершенно верно, но это... наше воображение не было канонизировано/канализировано в какие-то жёсткие, так сказать, задачи и структуры, потому что когда вы входили в плоскость задач — в школьную плоскость — вы уже начинали пользоваться чужим инструментарием. А ваше воображение там было не востребовано.
И: Да, и оно угасало.
А: Совершенно верно. А я пытаюсь далее, условно говоря, обращаюсь к вашему вообразительному креативному полю, я позволяю совершенно по-другому взглянуть на все логические структуры и схемы, которые в вас вдалбливали в школе. Они расшатываются, они оживляются, они наполняются новым содержанием, и в вас появляется внутренняя свобода.
И: То есть, ТРИЗ - это дополнительный инструмент к изначальному ресурсу?
А: ТРИЗ — это как манипулятивная такая схема. Вот просто когда я прорабатываю вот этот ваш эмоциональный фундамент, ваш проживательный фундамент, у вас просто, постепенно и достаточно сильно изменяется ощущение себя, ощущение своей потенциальной мощи, ощущение своей потенциальной свободы, когда вы все менее и менее оказываетесь зависимы от внешних схем. А любая внешняя схема становится для вас наполненной каким-то вашим внутренним содержанием. Из этого можно выходить на всё, что угодно.
И: Мы проходим огонь, воду и медные трубы. Огонь — это наш фундамент, это креативность, это вот то марево, это умение разобраться в нем, схватить мысль, формализовать её. Вода — это надстройки, логические цепочки, которые есть инструмент, возможно, для того, чтобы его наполнить содержанием из этого марева. Что тогда медные трубы?
А: Я вообще не понял про воду, огонь и медные трубы, потому, что это для меня связано с другим совершенно образом.
И: С каким?
А: Нет, ну здесь много может быть интерпретаций, конечно. То есть, огонь и вода, в сущности говоря, это два разных образа смерти, и так или иначе это выход на край, это же сказочный образ. Огонь — это может быть пасть змея Горыныча, огонь — это может быть пожар, через который я прохожу и т.д. вода — это преодоление такого пространства, в котором я могу утонуть. То есть это всякий раз выход на край. На край некий раскаленный наполовину и край водной стихии, которая может тебя куда-то утянуть. Огонь может спалить очень быстро, а вода может куда-то унести, где ты тоже будешь... Ну а медные трубы — это понятно, слава, испытания, эго гордыня. То что я прошел воду, я прошел огонь, и после этого я говорю: «Ух ты, теперь я крутой!». После чего этот край накрывает по полной, твоя собственная крутизна.
И: А если мы воспитываем человека нового и мир его...
А: То есть у нас получается такой треугольник: вода и огонь — это предельные формы испытания в жизни, самые трудные...
И: Можно аллегорически...
А: А дальше я выхожу на медные трубы, это предел испытаний, когда мне кажется: всё, я теперь уже, как там любит Ямбург выражаться, Бога за бороду поймал.
И: Можно аллегорически воспитывать человека новой информацией для нового мира, условно, да, учить его мышлению, креативу, как огонь, да? Вода — это аллегорически надстройка логическая. Медные трубы — ...
А: (шепотом) Я вам скажу сейчас страшную совершенно вещь: я — но это только при ..., никому больше об этом не говорите — я не хочу воспитывать человека для нового мира. Вот здесь вот у Алексея Михайловича есть такое любимое словосочетание <неразборчиво> приведя целесообразность вот в этой точке, я ему жму руку тремя своими пятернями. Потому что, на самом деле, дай возможность человеку, право и возможность просто проживать свою жизнь и не воспитывать его ни для какого нового мира. Потому что, когда мы воспитываем для нового мира, мы предполагаем, что новый мир, как идеальный проект, а мы под него подгоняем человека. Вот понимаете, если мы позволяем на самом деле свой ресурс, свои возможности, вот это марево воображения применять и реализовать - из этого прорастет новый мир сам. Но новый мир должен прорасти из человека, а не наоборот. Мы не должны человека подгонять под новый мир.
В: Это знаешь, как у меня замыкалось всегда по теме Макаренко. Интуитивно была любимой много-читанной у Мамардашвили, я, правда, не так много и читал, но тем более, что это чтение записано тем диалогом, это очень общительно сразу, да? Он самой страшной идеей ХХ века считал воспитание нового человека. Самой страшной идеей.
А: Конечно.
В: А Антон Семенович, конечно, периодически про нового человека говорил, но видел его в рамках идеологии Советского человека и т.д. Я вот всё время думал, что надо помнить страшность этой идеи. А то можно зайти далеко не туда.
А: Вот смотрите, есть две совершенно разных вещи: одна — это когда идеологически ставлю задачу, я хочу воспитать нового человека, то есть я создаю проект, под который я человека подгоняю. И есть совсем другая история. Я, например, разговариваю сейчас с Ильей как с человеком, который сам вырос, который вырос не из школьной схем, не из учебников, по которым его учили. Он вырос из себя самого. Из своего диалога с интернетом, из своего диалога с детьми, со своими сверстниками, наставниками и т.д.
И: Как Марк Твен: «Я всегда запрещал школе и ВУЗу мешать моему образованию».
А: Так вот, и сидит напротив меня мальчишка новой формации другого какого-то мира, который вгрызается в меня и пытается из меня чего-то вытянуть со своими тараканами, со своими глупостями в голове, со своими догонами: это абсолютно нормальная ситуация. Слава богу, у каждого человека в голове должно быть много своих глупостей, догонов и тараканов. Но это его тараканы. Это тараканы, которых он создал сам, и сам же... и только он имеет право их создать и их же преодолевать. А не я. В качестве учителя. И этот человек новой формации: вот он создаётся. Мне очень важно, мне сейчас, например, страшно интересно вглядываться в детей, в молодых людей, которым сегодня 20 лет, 25 лет, у меня есть на них надежда. Потому что я всё больше и больше вижу людей, которые, слава богу, спасибо интернету, спасибо новый эпохе, спасибо 90м годам. Которые сбили ориентиры, которые, с одной стороны, сделали это безумное варево, но с другой стороны, начали появляться люди, которые выдвигают сами, и которые, как мне кажется, на крючок очередного манипулирования а-ля ОДИ уже не попадут. Как попадали наши с тобой коллеги, современники и сверстники.
В: У меня есть одна красная надежда, её кто-то из философов сформулировал приблизительно так: вот как правильно понять этот мир? Не то, что правильно, но ВОТ - интернет, Твиттер, Фейсбук, все вот туда-туда-туда идут понимать этот мир... А, это знаете, кто сказал? Это сказал Архангельский. Саша Архангельский.
И: В Вышке, да, я знаю.
В: Да, это он сказал в одной из своих статей, что... и это великая надежда для педагогики, что мы почувствовали голод по общению и технологии отозвались на наш голод. Обычно наоборот интерпретируют наоборот, что вот новые технологии, несут другой тип общения, дают что-то. А он говорит: «Нет, скорее всего, какая-то жуткая ситуация ХХ века, со всеми формированиями нового человека, социофашизмом, жесткой инженерией... И возник какой-то голод и технологии ответили на это». Давайте так смотреть на это. И некоторому народу очень понравилось, он очень обнадеживающий такой. В нем нет пессимизма.
И: А как тиражируема технология? Не на штучную историю, а на интернет-историю? Для воспитания, для того, чтобы все остальные прорастали сами. Это формализуется в технологию? Вернись в детство, серия вопросов...
А: Нет, стоп. Во-первых, это всегда и неизбежно происходит. Вот ещё раз: как только я изобретаю — затыкая уши: «технологию» проращивания новых людей, как только я начинаю усиливать ресурсы для проращивания, (шепотом) к счастью/несчастью великому, человек начинает сопротивляться. Как начинает сопротивляться Прохоров, как начинает сопротивляться любой человек. Они начинают сопротивляться. Потому, что человек — это существо, которому не хочется по определению быть чьим-то продуктом. Ему хочется быть продуктом самого себя. И чем более эффективные и технологичные схемы мы предлагаем, тем больше в какой-то момент мы будем получать энергию сопротивления. На каком-то этапе. До определенного этапа — ну, до этапа начальной школы — ребенок будет лопать все эти технологии на ура. Потом у него всё больше и больше будет идти протест: «Я не хочу быть сделанным. Я не хочу быть чьим-то продуктом». В этом, вообще, загадка и тайна человека. Он в какой-то момент начинает отстраиваться. От родителей, от учителей, ещё от кого-то. И начинает делать проект самого себя. С ошибками, с глупостями, с тупостями, со всякой чушью. Но это я всё уже вам сказал.
В: То есть, производство вносит персонолизацию насилия, так сказать. Вот это насилие социальное в виде того авторитета, оно снимает проблему авторитета, если есть это производство. Она как раз делает это абсолютно комфортной...
А: В производстве, действительно, мы вместе делаем некий продукт, а не кто-то меня делает под учебный результат.
В: На производстве нас <учат > синоним творчества.
А: Производство — это инфраструктура творчества. Это площадка, инструмент. Это и повод, и причина. Среда. И результат. Она же преобразуется. Вот смотри, ...
В: Ну там творение — главное.
А: Да, но вот, например, для меня то, что сейчас происходит за нашим овальным столом — как раз модель производства. Такого интеллектуального.
И: Мы сочиняем фаст-фуд.
А: Да. Производства потому, что мы взаимодополнительны, мы нужны друг другу. У каждого свои функции, свои какие-то роли, причем они стихийно возникшие, но по поводу некой общей предметности, которая реальная, живая, есть, которая здесь существует. И это такая модель, когда мы производим какую-то общую вещь на производстве физическом, материальном, в общем ведь, где-то похожие вещи. Потому что здесь есть вот эта коммуникация, в которой мы не спорим, не отстаиваем свое мнение, хотя мнение есть у каждого свое. Мы не про это. У нас как бы вот здесь формируется между нами некий общий продукт. Причем общий продукт, который у каждого из четверых в какой-то мере свой. Но при этом он коллективный. Вот есть мой продукт, я его вижу, есть ваш, который вы видите. Вашим продуктом являются не мои слова, повторяю, а ваши интерпретации в связи с моими словами. И есть этот продукт, сама наша коммуникация. Продуктивная. В той мере, если она продуктивная. Вот если бы мы просто бла-бла-бла, если бы у нас не было развития, если бы мы перекидывались какими-то словами... то и производства бы никакого не было. Производство отличается от непроизвоства простой вещью: у производства есть продукт. Если у нас появляется какое-то ощущение интеллектуального продукта, которое вот в этом овале возникает, значит, у нас есть производство. Чем более в эффективном мы диалоге, тем больше будет производственный продукт.
И: Так как нам сделать продукт, который бы открывал эти возможности? То есть не мешал закрывать ребенку изначально данные ему адаптационные возможности, фантазию и воображение?
Алексей: Я прямой ответ дам. Самая адаптивная и известная в истории система — это школа Дьюи. Или Френе. Или Кершенштейнера. Или... ну, я других не назову. Это вот делание. Обучение деланию. Оно избавляет от прямого авторитарного давления на ребенка. И Макаренко сформулировал это абсолютно гениально. Он сказал, что воспитание методом прямого воздействия на ребенка бессмысленно. Искусство воспитания заключается в искусстве организации его среды - в "умении организовать". Надо не воспитывать его, а создавать среду его жизни.
И: Как Никитины завязали мешочки с песком и через какое-то время крепость начали строить дети. И сразу мышцы появились.
Ал: Ну, отчасти.
И: Ну, не сразу. Условно. Условно, это организация системы, как трактаты по менеджменту...
Ал: Макаренко это прямо сказал: «Воздействуй на окружающую ребенка обстановку». Он не догадывается, он говорит прямо: «Воспитывай, создавая среду».
И: Условно, это пчеловодство. Когда тебе надо между рамками поставить ровно 12 мм, 13 — много, будут теплопотери большие , 11 — мало, пчёлы крыльями будут задевать друг за друга. Ты организуешь систему, это набор компетенций, которые нужны не для ручного управления государством, а для того, чтобы у тебя в этой системе не жили коррупционеры, не жили трутни, росли определенные показатели, которые ты ставишь. Управление по результату, а не управление по процессу. Оплата таджику за хорошо положенную плитку, а не человеко-час, в который он будет сидеть и чай пить. То есть организация системы.
А: Коллеги, я предлагаю на этой замечательной ноте прервать наш теоретический семинар.
И: И заняться практикой!
А: Да, до завтрашнего дня. Мы ещё не расстаемся, у нас будет второй тур. А сейчас предлагаю отправиться спать.
Александр Лобок, сайт: http://allobok.ru/
Мышление - один из важнейших психологических процессов в жизни человека. Прочитай, что говорили о мышлении Великие http://lubimieknigi.ru/?p=583
ОтветитьУдалить